Чтение выходного дня. Исповедь Льва Толстого

Читая «Исповедь» Льва Толстого, ловишь себя на мысли, что текст как будто списан с твоих мыслей, не смотря на то, что прошло более 150 лет. Те же самые вопросы задают себе, наверное миллионы людей в нашей стране до сих пор, но и как 150 лет назад, на них нет ответов у официальных органов. Государство и церковь, предпочитают уходить от прямых вопросов, а слишком настойчивых блокируют. Тем не менее, произведение Льва Николаевича, побудило миллионы людей в России в конце 10 и начале 20-х веков, самостоятельно заняться поиском ответов на основополагающие вопросы бытия человека. Многим эта книга открыла глаза на несправедливый мир и помогла начать его менять. По праву, «Исповедь» считается одним из главных творений писателя и философа, наряду с «Войной и миром», «Анной Карениной». Читая книгу, вы найдете ответы на те вопросы, которые безусловно задавали себе уже не один раз в жизни.

«И́споведь»  — автобиографическое произведение  Льва Толстого , написанное в конце 1870-х — начале 1880-х годов и впервые опубликованное в 1884 году в  Женеве . Основное содержание произведения — попытка подвести итог многолетней внутренней работе писателя, выразить новое понимание смысла и значения жизни, выстраданное в мучительных и страстных поисках.

Толстой описывает историю своих духовных исканий: от юношеского нигилизма и неверия до  экзистенциального кризиса  зрелого возраста, когда писателем, обладавшим всевозможными жизненными благами: здоровьем, признанием, богатством, «доброй, любящей и любимой женой», — овладел ужас перед «драконом» — всепожирающей смертью, делающей тщетными любые человеческие устремления. Толстой рассказывает, что ему пришлось перестать ходить с ружьём на охоту, «чтобы не соблазниться слишком легким способом избавления себя от жизни». Вопрос, не дававший покоя знаменитому писателю и превративший его жизнь в кошмар, был поставлен с максимальной простотой и честностью: есть ли у жизни смысл, который не уничтожается неизбежностью смерти? Служение  искусству ,  прогрессу  человечества, людям теряет всякий смысл без понимания общего значения жизни. Личное развитие, потребление и накопление жизненных благ кажутся бесцельными на фоне мимолетности человеческого существования. Попытки найти ответы на вопросы, занимавшие Толстого, в  науке ,  философии  или  восточной мудрости , оказались тщетными вследствие осознания того, что смысл жизни не постигается размышлением. Лишь обращение к простодушной народной вере стало для писателя исходной точкой, с которой, по новым убеждениям Толстого, началось его духовное исцеление.

Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги:

«Я был крещён и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей и с детства и во всё время, моего отрочества и юности. Но когда я 18-ти лет вышел со второго курса университета, я не верил уже ни во что из того, чему меня учили.   Судя по некоторым воспоминаниям, я никогда и не верил серьёзно, а имел только доверие к тому, чему меня учили, и к тому, что исповедывали передо мной большие; но доверие это было очень шатко.   Помню, что, когда мне было лет одиннадцать, один мальчик, давно умерший, Володинька М., учившийся в гимназии, придя к нам на воскресенье, как последнюю новинку объявил нам открытие, сделанное в гимназии. Открытие состояло в том, что Бога нет и что всё, чему нас учат, одни выдумки (это было в 1838 году). Помню, как старшие братья заинтересовались этою новостью, позвали и меня на совет. Мы все, помню, очень оживились и приняли это известие как что-то очень занимательное и весьма возможное.   Помню ещё, что, когда старший мой брат Дмитрий, будучи в университете, вдруг, с свойственною его натуре страстностью, предался вере и стал ходить ко всем службам, поститься, вести чистую и нравственную жизнь, то мы все, и даже старшие, не переставая поднимали его на смех и прозвали почему-то Ноем. Помню, Мусин-Пушкин, бывший тогда попечителем Казанского университета, звавший нас к себе танцевать, насмешливо уговаривал отказывавшегося брата тем, что и Давид плясал пред ковчегом. Я сочувствовал тогда этим шуткам старших и выводил из них заключение о том, что учить катехизис надо, ходить в церковь надо, но слишком серьёзно всего этого принимать не следует. Помню ещё, что я очень молодым читал Вольтера, и насмешки его не только не возмущали, но очень веселили меня.   Отпадение моё от веры произошло во мне так же, как оно происходило и происходит теперь в людях нашего склада образования. Оно, как мне кажется, происходит в большинстве случаев так: люди живут так, как все живут, а живут все на основании начал, не только не имеющих ничего общего с вероучением, но большею частью противоположных ему; вероучение не участвует в жизни, и в сношениях с другими людьми никогда не приходится сталкиваться и в собственной жизни самому никогда не приходится справляться с ним; вероучение это исповедуется где-то там, вдали от жизни и независимо от неё. Если сталкиваешься с ним, то только как с внешним, не связанным с жизнью, явлением.   По жизни человека, по делам его, как теперь, так и тогда, никак нельзя узнать, верующий он или нет. Если и есть различие между явно исповедующими православие и отрицающими его, то не в пользу первых. Как теперь, так и тогда явное признание и исповедание православия большею частью встречалось в людях тупых, жестоких и безнравственных и считающих себя очень важными. Ум же, честность, прямота, добродушие и нравственность большею частью встречались в людях, признающих себя неверующими.   В школах учат катехизису и посылают учеников в церковь; от чиновников требуют свидетельств в бытии у причастия. Но человек нашего круга, который не учится больше и не находится на государственной службе, и теперь, а в старину ещё больше, мог прожить десятки лет, не вспомнив ни разу о том, что он живёт среди христиан и сам считается исповедующим христианскую православную веру.   Так что как теперь, так и прежде вероучение, принятое по доверию и поддерживаемое внешним давлением, понемногу тает под влиянием знаний и опытов жизни, противоположных вероучению, и человек очень часто долго живёт, воображая, что в нём цело то вероучение, которое сообщено было ему с детства, тогда как его давно уже нет и следа.»

Книга «Исповедь» Л.Н.Толстой