Каким было одно из последних выступлений Виктора Цоя

На прошлой неделе отмечался 75-летний юбилей Сергея Соловьева. Поклонники творчества режиссера вспоминали лучшие фильмы, среди которых особое место занимает первая часть его трилогии «Асса». Картина, премьера которой состоялась в 1987 году, запомнилась многим музыкой, а участие в съемках рок-музыкантов обеспечило ленте такую популярность, которую смог повторить лишь спустя десять лет «Брат» Алексея Балабанова.

Виктор Цой в «Ассе» играет самого себя. По сюжету он выходит на сцену ресторана лишь в конце фильма и поет свою легендарную «Перемен!». Во время исполнения кадры сменяются — перед Цоем появляется огромная аудитория зрителей с огнями в поднятых руках. Эти кадры стали классикой. А вот о концерте «Кино» в Иркутске, который стал также одним из последних для группы и Виктора Цоя, известно не так много.

Тогда, в конце мая 1990 года, внимание журналистов официальных иркутских газет было занято приездом в город принцессы Анны, члена британской королевской семьи. Вот ее фото и остались в газетной истории того времени. А концерт Цоя сохранился лишь благодаря не-
умелой видеозаписи, сделанной продюсером группы Юрием Айзеншписом на стадионе «Труд», и фотографиям Константина Куликова, представлявшего тогда городскую частную студенческую газету «Студия». Сейчас Константин Куликов работает редактором нашего еженедельника «СМ Номер один». И в год 30-летия смерти Виктора Цоя мы решили поделиться теми его эксклюзивными кадрами со стадиона и опубликовать воспоминания иркутян о концерте легенды советского рока.

— В Иркутске «Кино» играли 27 и 28 мая 1990 года — у меня это даже на негативах помечено. Приехали они после концерта в Ангарске, — вспоминает Константин Куликов. — А перед питерцами, скажем так, на разогреве выступали Вадик Мазитов и «Принцип неопределенности» — это уже наши, местные рок-звезды. И сейчас я говорю без сомнений: это самая известная, мощная и наиболее популярная наша группа за всю историю иркутского рок-движения.

А с Айзеншписом был у нас предварительный договор на тот концерт, что для фоторепортажа в нашу музыкальную газету «Студия» отсниму я пленку, однако перед самой съемкой «киношный» продюсер от слов своих отказался напрочь. И вот, помню как вчера, стоим мы с Айзеншписом в подтрибунном коридоре стадиона «Труд». «Принцип неопределенности» уже доигрывает, скоро Цою на сцену. А мы рядимся. Я: «Вы обещали мне разрешение на пленку». Он включил заднюю: «Ничего я не обещал». Пришлось надавить — все же сторговались на съемку. Но… только на один кадр.

И вот стою я посредине иркутского стадиона «Труд» с вопящими трибунами. Передо мной в трех метрах группа «Кино». За плечом Айзеншпис, впившийся взглядом в гашетку фотоаппарата, чтобы отсчитать: раз! — и долой меня. Тяну время, отстраиваюсь, понимая, что шанс единственный, а техника советская, настройки ручные, резкость — как получится. Попасть необходимо сразу. А тут еще этот надзиратель под локоть лезет, трясет... В общем, щелкнул я два раза — Айзеншпис просмотрел. А я оба раза в десятку…

Сейчас в интернете можно найти то видео, где Айзеншпис снимал на нашем стадионе «Кино» на видео. Это было 27 мая. Потому как 28-го он был точно без камеры — я помню. Первые пару песен он простоял у меня за спиной, когда я делал портрет Цоя вблизи — видимо, он считал щелчки моего фотоаппарата, так как разрешил сделать только один кадр. А потом он уже стоял у выхода на поле у трибун и один-два раза запустил фанатов к сцене. У меня есть фото и того момента. Кстати, со мной к сцене сумел пройти под видом ассистента и мой приятель, фотограф-любитель, работавший тогда где-то в недрах иркутского Академгородка, Гриша Бобылев. Ему со мной к сцене удалось протиснуться мимо Айзеншписа, и он также пощелкал Цоя вблизи. Причем, кажется, он снимал на цветную пленку. Но та его съемка так и канула в Лету… Эх, Гриша…

Как сейчас понимаю и критически оцениваю, те мои снимки с концерта Цоя в Иркутске — это все, что можно было тогда снять «Зенитом» на советскую «Свему» начинающему фоторепортеру, студенту-третьекурснику отделения журналистики госуниверситета.

А вот как вспоминал тот концерт Григорий Бобылев:

— Я пришел на стадион, а меня не пускают менты. Думаю, надо сыграть. Подхожу к начальнику и говорю, отдав честь: «Товарищ майор, разрешите произвести фотосъемку известного эстрадного певца Виктора Цоя?» На что майор мне ответил, чтобы разворачивал аппаратуру. И я там все что надо и не надо развернул... Объектив огромный, штатив, вспышку средь бела дня, проводов куча... Все это, значит, я поставил, майор посмотрел, говорит, чтобы пропустили корреспондента... Вот так и снимал.

Виталий Калгин, автор вышедшей в прошлом году книги «Цой и группа «Кино». Памятный альбом», собрал воспоминания друзей Цоя, людей, которым посчастливилось побывать на концертах группы «Кино». Связался он и с иркутянами, которые были на стадионе «Труд» в те памятные для фанатов Виктора Цоя дни. Их рассказы он также приводит в своей книге.

— На концерт Цоя 28 мая 1990 года в Иркутске я попал, — вспоминает Дмитрий Касьяненко. — Денег на билет не было, да и не собирались мы туда... Шли на дискотеку на остров Юность мимо стадиона «Труд» со стороны западной трибуны. Смотрели на счастливчиков с билетами. План проникновения родился мгновенно, после того как увидели инвентарные строительные леса, стоявшие возле фасада. Шли какие-то ремонтные работы. Нас, интернатовцев, не нужно было учить пользоваться ситуацией. Если не ошибаюсь, на втором этаже в туалете было окно открыто (видать, для курящих)... Нас человек пять было... Проскользнули мигом и устремились на восточную трибуну, обрубив все хвосты в толпе... Мест не было, да и основное время концерт все стоя смотрели. Мы забрались на бетонный парапет перед первым рядом. Танцевали как умели, подпевали, жгли спички и зажигалки.

«Потушите факелы! Не жгите спички и свечи! Ребята, огромная просьба потушить факелы, потому что стадион находится в аварийном состоянии», — сказал не Цой, какой-то человек, вышедший на сцену. И еще — когда закончился концерт, трибуны начали кричать: «Менты козлы…» Сначала восточная трибуна, когда туда хлынули милиционеры, потом западная... И так несколько раз. Я впервые попал в толпу и в полной мере ощутил стадное чувство. А вообще-то чувства непередаваемые, даже после просмотра видеозаписи концерта спустя три десятка лет. Что это было? Весна? Мои 15 лет? Или ветер перемен?

— Мы остались в первый день после концерта, было человек восемь наших друзей... Ждали долго, муж говорит, около часа, уже темно было, когда Виктор вышел, парни к нему подошли, он очень спокойно отнесся к их просьбе, подписал все, — рассказывает иркутянка Анна Шадрина. — У мужа был только календарик, Виктор спросил: «Вы полагаете, здесь будет удобно писать?» Потом подписал. Я от избытка чувств робко сказала: «Виктор, спасибо, что вы есть!» Чуть не умерла от страха... А он ответил: «Вам спасибо, ребята».

Потом он сел в автобус, наш друг сделал жест рукой, как делал Цой, попросил Виктора через окно, и он ответил таким же жестом... Вот и вся история. Ничего особенного. Столько лет прошло, а не забыть... Был еще второй вечер, когда осталось много ребят, чтобы увидеть Цоя, он подписал много плакатов. Из-за одного мы с мужем поссорились, я хотела забрать его себе, а он пожалел мне его, хотел повесить в общежитии. Разругались в лифте, он разозлился на меня и выбросил плакат в шахту лифта. Дело было на улице Партизанской. Постоянно с ним вспоминаем ту ссору и жалеем, что утром не обратились к лифтеру и не достали плакат. Вернуть бы время назад, да не вернешь…

— Май 1990-го, Дворец спорта «Труд», полный стадион. Провинциальные милиционеры, их тогда так называли (помните «Милиционер в рок-клубе» Юрия Шевчука?), наверное, обалдели от такого количества народоскопления и очень старались ничего не допустить. Хотели как лучше, получилось как всегда, короче, начиналось превращение милиционеров в ментов. Новая форма, новые дубинки. И по законам классицизма: если в первом акте появляется дубинка, то во втором она дубасит. Но, наверное, самое яркое впечатление оставил этот концерт Виктора Цоя в то, еще советское, время, — вспоминает еще один слушатель того концерта Константин Поздняков, кстати, всем известный продюсер также легендарной иркутской рок-группы «Млечный Путь». — Перед хедлайнерами выступал наш Вадим Мазитов со своим «Принципом неопределенности». Принимал стадион хорошо, стоя аплодировали. Сцена была на футбольном поле, а на газон зрителей не пускали, все томились на трибунах, но пустое зеленое поле перед сценой выглядело как-то неуклюже.

Подумалось тогда: сейчас наши отыграют и запустят всех на зеленую травку. Хиппаны, цветы, любовь. «Принцип» закончил играть, публика вся на взводе. Цой появился, худой, весь в черном, только гитара белая. Четко, ритмично начали без пауз, одна, вторая, третья песня, а народ на зеленку не пускают; тут девчонки давай бежать по полю с ручками и блокнотиками за автографами. Но, как говорится, редкая птица долетит до середины футбольного поля, рывочек на 50 метров, гонка с преследователями, а преследователи с дубинками. Цой четвертую песню оборвал: «Эй, полегче, серые» — это он к милиции обратился. И сыграл незапланированную «Когда твоя девушка больна».

«Серые» попритихли, потом уже не гонялись по полю за юными собирательницами автографов. Лихо Виктор сумел восстановить мир и порядок на стадионе, словом, а не дубиной.

После концерта, когда Виктор проходил в подтрибунное помещение, Таня Дозморова, одна из зрителей с трибун, спросила: «Витя, а как у тебя отчество?» «Робертович», — смущенно улыбаясь, ответил Цой, спокойно так, без всякой звездности. И было видно, что ему приятно отвечать на этот вопрос, и чувствовалось, что не привык он еще к тому, чтоб его звали по отчеству. По отчеству еще не звали... Мой приятель Виталий Горюнов тоже был на концерте, и Виктор дал ему автограф на пачке сигарет «Прима» или «Луч». Где теперь эта пачка?

А через три месяца его не стало — не стало большого человека по имени Виктор с отчеством Робертович. Не стало человека, которого слушали и слушались...

После смерти Виктора Цоя медиаидеолог Марина Леско написала: «Вечность не имеет возраста. И тот, кто правильно понял послание, оставленное Виктором, знает, что Цою не 28 лет и не 55. Он всегда был, есть и будет. Просто материализовался в конкретный период истории в отдельно взятой стране. И нет у него ни дня рождения, ни дня смерти. Есть только время прихода и ухода».

Использована информация из книги «Цой и группа «Кино». Памятный альбом».